За последние месяцы я не раз слышал тезис о том, что Израилю нужно более активно и системно защищать свою позицию на информационном/идеологическом фронте развитых стран. Я всеми руками "за", и хотел бы обсудить стратегическую глубину этого фронта, а также наиболее перспективные направления действий на нем.
1. Дискуссии о событиях в Газе строятся сегодня преимущественно вокруг практических вопросов (сколько погибло каких детей, что написано в какой резолюции ООН, как блокада сказывалась на экономике Газы и т.д.), а если и переключаются на более отвлеченные идеологические конструкты, то, как правило, на темы вроде того считать ли события 7 октября геноцидом, можно ли сравнивать действия Израиля в Газе с холокостом, какие фразы можно, развешивать на кампусах западных ВУЗов, а какие являются недопустимыми. Т.е. о терминах и нарративах, в рамках которых следует обсуждать происходящее.
Все это важно,
однако даже если одной из сторон удается победить в споре по конкретному вопросу, в абсолютном большинстве случаев такая победа никак не изменяет взглядов оппонента на ситуацию в целом.
Иными словами, даже признав, что конкретный убитый ребенок оказался фейком, а последовательность событий 50 лет назад была другой, признавший правоту оппонента по данным локальным вопросам в подавляющем большинстве случаев никак не меняет своих общих симпатий и антипатий к двум сторонам конфликта. Симпатии спорящих, как правило, предопределяются их позицией в отношении идеологических установок другого порядка, а не тех разногласий, которые лежат в основе текущих дискуссий.
2. На втором уровне (стратегическом эшелоне идеологического фронта) выбор стороны определяется отношением к антиколониальному дискурсу и шире вопросом о том, за кого ты по жизни: за умных и успешных или за бедных и слабых. Для людей правых взглядов (меня в частности) факт того, что Израиль богат и современен, а палестинцы бедны и архаичны, уже сам по себе является серьезным или даже исчерпывающим аргументом в пользу того, чтобы симпатизировать более цивилизованному участнику конфликта.
Для левых, которые склонны объяснять бедность не ленью а эксплуатацией, и видеть в дикости культурную самобытность, симпатии также определяются разницей потенциалов сторон, но с другим знаком. В случае арабо-израильского конфликта общий нарратив защиты угнетаемых отягощается тем фактом, что картинка современного Израиля (как ранее ЮАР) слишком наглядно и досадно противоречит левой картине мира про причины бедности и отсталости.
Слишком очевидно богатство не угнетающих, построенное с нуля в пустыне, наискосок от трущоб не угнетенных. Человек последовательно левых убеждений для объяснения себе такой разницы в уровне жизни через дорогу вынужден либо отказаться от всей своей картины мира, либо объяснять наблюдаемые факты в рамках нарратива, что палестинцев все же угнетают (не важно, как конкретно).
При наличии подобной альтернативы большинство людей стабильно выбирает решение, требующее меньших внутренних усилий.
Чтобы симпатизировать Израилю, западные левые должны перестать видеть в носителях западной культуры колонизаторов, а в предпринимателях - эксплуататоров. А это требует гораздо больших ценностных изменений, нежели переоценка конкретных событий конфликта. Поскольку увеличение благосостояния арабов до средне-еврейского уровня на горизонте нескольких поколений объективно невозможно, то, к сожалению, единственное развитие событий, при котором симпатии убежденных леваков могут перейти на сторону Израиля это движение по пути ЮАР. Т.е. общая деградация страны до средне-арабского уровня под разговоры о всеобщем равенстве.
Для тех, кто не согласен платить такую цену за симпатии леваков, атака на антиколониальный нарратив и прочий BLM может стать гораздо более эффективной стратегией на идеологическом фронте, нежели споры про то, кто здесь агрессор, отличаются ли поселенцы от колонизаторов, и сколько чьих детей убили.
3. Позиция человека на втором эшелоне идеологического фронта во многом производна от его взглядов на иных ценностных уровнях. Эти уровни гораздо сложнее описать, и мои формулировки будут далеки от идеала, однако я стремлюсь лишь обозначить направление мысли и не претендую на строгость философских конструкций.
На мой взгляд важны еще, по меньшей мере, два эшелона идеологического фронта. Назовем их эшелоном рассуждений о прогрессе и эшелоном рассуждений о грехе и спасении.
На земле жили трилобиты, потом динозавры, потом обезьяны, которые прогрессировали до такой степени, что полетели в космос. Жалко, что по ходу эволюции многие виды вымерли. Хотелось бы посмотреть на динозавров. Прискорбно, что на пути к покорению космоса люди уничтожили мамонтов и многие сотни других видов. Покормить мамонта в зоопарке было бы так мило. Ценностная развилка состоит в том оправдывает ли полет в космос (среди прочего дающий надежду сохранить земную жизнь и после того, как солнце взорвется) исчезновение мамонтов с динозаврами? Ну или проще, что вы предпочитаете: возможность лицезреть мамонта или используемую вами сейчас возможность доступа к интернету, центральному отоплению и канализации?
Рассуждения о необходимости защиты современных мамонтов от прогресса в его западном понимании нынче очень популярны. Чем богаче и благополучнее страна, чем меньше ее жителям приходилось голодать и жить без удобств – тем более популярны.
Благополучным наследникам цивилизации жаль исчезающие культуры, чья духовность страдает под натиском бездушного западного потребительства. С их точки зрения исламская, индуистская и православная традиции, не говоря уже о культуре каннибалов Новой Гвинеи, самобытны и равновелики западно-европейскому рационализму и просвещению. Дикари имеют право жить как хотят и не прогнившим белым цисгендерным агностикам запрещать древним культурам есть человечину согласно традициям предков.
Фундаментальное логическое противоречие этой позиции состоит в том, что ее адепты распространяют права человека и прочие изобретенные на бездушном западе конструкции, вроде суверенитета и международного права, на тех самых каннибалов, которые не будь они ограничены западным техническим превосходством с удовольствием употребили бы правозащитников по их прямому назначению - на завтрак. Ну или на худой конец забили камнями за непристойное поведение.
Рожденная сытостью и комфортом идеологическая традиция ставит под сомнение, и более того, объявляет греховными те механики и институты, которые обеспечили ее носителям исходные комфорт и сытость.
На этом эшелоне столь много линий идеологического противостояния, что даже их подробное описание потребовало бы отдельной статьи. Я лишь обозначаю направления, работа на которых, на мой взгляд, даст больший эффект для обеспечения симпатий к Израилю, нежели споры о соблюдении таких гнилых западных выдумок как гуманитарное право.
Можно довольно дешево и зачастую руками левых СМИ размещать и продвигать сюжеты о проблемах женщин в Афганистане или любой исламской стране по списку. Муссировать истории о преследовании геев и прочих трансгендеров в мусульманских странах, финансировать и обеспечивать медийное сопровождение деятельности правозащитников в арабских диктатурах, поддерживать борьбу с хиджабами в школах Франции и педалировать сюжеты о преступлениях мусульман в Германии и далее везде. Снимать фильмы и делать расследования, причем не руками правых радикалов, что было бы контрпродуктивно, а на языке и в стилистике розовых пони и прочего мультикультурализма. Список тем бесконечен, эффект накопителен. Доказывать опасность и нечистоплотность любых мамонтов в принципе гораздо легче нежели делать то же самое упражнение в отношении конкретных мамонтов.
4. Ну и наконец под всеми этими современными наслоениями, как в устаревшей концепции про рептильный мозг, лежат вопросы греха, спасения и адского пламени глобального потепления. Умение летать в космос, к сожалению, не избавило нас от суеверий и страха воздаяния за пределами материального мира.
Так исторически сложилось, что христиане и прочие буддисты провозгласили приятное греховным. Еда и секс тем греховнее, чем они больше нам нравятся. Современный левый дискурс прямо наследует данной традиции. Стремящийся спастись должен избегать мяса, вина, общества красивых женщин и генно-модифицированных продуктов. Путь к спасению лежит через ограничение потребления, а изобретение более технически совершенных и экономичных решений для обеспечения желаемого уровня потребления – суть искушения и происки Лукавого в его капиталистическом обличье. Спасение и благодать можно обрести лишь в следующей жизни и лишь соблюдающим пост и ЗОЖ, искренне верующим в критическую расовую теорию и вред глютена. В этой жизни по делам их воздается только богомерзким протестантам, иудеям и прочим эксплуататорам.
Учения о равенстве и путях спасения рабов божьих, равенстве и путях спасения эксплуатируемых, а также равенстве и путях спасения дискриминируемых, похожи до степени смешения и наследуют одно другому. Они одинаково разрушительны для материального благополучия, которое жертвуется во имя химерических конструкций вроде рая, коммунизма и безусловного базового дохода в борьбе с изменением климата.
Если я ничего не путаю, иудаизм и раннее христианство в свое время разошлись в том числе и по линии очень похожей на описанную выше. Греха и того, проявляется ли благоволение господа изобилием при жизни или раем после смерти. В некотором смысле круг замкнулся и, возможно, для победы на идеологическом фронте стоит вернуться к содержательно старым дискуссиям в их актуальном терминологическом оформлении. Кому как ни народу, изобретшему данную традицию, делать это?
Закончу тем же, чем начал. Я всячески приветствую централизованную и осмысленную работу еврейского государства на информационно-идеологическом фронте. Только очень хотелось бы, чтобы она при этом велась по-еврейски умно и глубоко.
! Орфография и стилистика автора сохранены
