О том, как вопрос: "Бить или не бить?" трансформировался в проблему: "Есть или не есть?". Некоторые прогнозы о будущем Российской Федерации и ее обитателей.
Хотел в очередной колонке откликнуться на обсуждение в очередном ток-шоу закона о декриминализации домашних побоев. Начал было смотреть, как протоиерей Дмитрий Смирнов, чмокая толстыми губами, рассказывает про пользу домашнего воспитания путем вколачивания чадам и жене ума и добра через задние ворота, как декан Третьяков объясняет, что нам надо отвергнуть ужасы ювенальной юстиции и сохранить семью, в отличие от Запада, где семьи разрушают и все уже давно погибло. Но минуте на пятой, а может и на шестой экран из серо-голубого вдруг стал зеленым, потом на секунду погас и, окрасившись в розовое, таким уже и остался.
А с участниками передачи произошли некоторые изменения. Вернее, сами они остались теми же, изменения коснулись только их одежды и интерьера студии. С объемистого живота протоиерея Смирнова пропал крест, а вместо него возникло ожерелье из кабаньих клыков и каких-то сморщенных кусочков, напоминающих человеческие уши и отрезанные пальцы. Ряса протоиерея Смирнова куда-то исчезла, оставив совершенно неприкрытыми дебелые телеса священника, в одной руке протоиерей держал шаманский бубен, а в другой берцовую кость совершенно неизвестного человека, каковой костью Дмитрий Смирнов наносил удары по бубну, причем, после каждого удара успевал урвать с этой кости остатки сырого мяса.
Аналогичные изменения случились и с другими участниками программы. На Владимире Соловьеве вместо его любимого костюма ниндзи оказалась шкура какого-то хищного животного, в мочки ушей и в нос были воткнуты рыбьи кости, а в руках популярный ведущий сжимал дубинку устрашающих размеров. Декан Третьяков лишился своего двубортного костюма и из всей одежды на нем остались лишь очки, а парламентарий Мизулина участвовала в дискуссии в костюме Евы. Что, впрочем, совершенно не смущало ни ее, ни других экспертов, ни многочисленную публику.
Сама студия трансформировалась в пещеру, в центре которой горел костер с приготовленным для кого-то вертелом.
Популярный ведущий Соловьев, ударил себя в грудь дубиной и зачитал вслух выдержки очередной статьи председателя Конституционного суда Валерия Зорькина, опубликованной в последнем номере "Российской газеты", которая с нового 20.. года выходит на базальтовых глыбах тиражом 200 экземпляров. Валерий Зорькин одобрил закон, внесенный фракцией "Единоутробная Россия" "О легализации людоедства в РФ", признал его полное соответствие Конституции и особо подчеркнул, что именно поспешная отмена людоедства в свое время разорвала ту цепь, которая изначально обеспечивала единство русского народа, поскольку ничего крепче пищевой цепочки в природе нет и быть не может.
После него к костру выскочил бывший санитарный врач, а ныне депутат от "Единоутробной России" Онищенко. Депутат Онищенко был худ, голоден и блохаст, поскольку постоянно ловил на себе насекомых и тут же совал их в рот. Он, естественно, также горячо поддержал закон о людоедстве и, прежде всего, обратил внимание на пользу каннибализма для здоровья популяции россиян. "Ну, и наконец, это же так вкусно!", - воскликнул Онищенко и с таким вожделением посмотрел на телеса протоиерея Смирнова, что тот испуганно вздрогнул и попытался прикрыться бубном. "Вкусно! Вкусно!", - поддержала депутата публика, а Соловьев в качестве поощрения кинул ему кусок сырого мяса.
А у костра уже выступал министр сельского хозяйства Ткачев, который принялся объяснять, как ограничение людоедства пагубно сказалось на продовольственной программе, и как легализация этого древнего и уже потому священного обычая наших дедов и прадедов благотворно скажется на экономике страны и в первую очередь на сельском хозяйстве.
"Верно-верно!", хором закричали экономисты Глазьев и Кудрин, которые в поддержку этого закона выпустили совместную монографию под названием: "Российской экономике – свежую кровь". Монография, учитывая ее исключительную значимость, была высечена на кремлевской стене в единственном экземпляре и поэтому сразу стала библиографической редкостью. В этом труде оба экономиста, позиции которых в последнее время сблизились до неузнаваемости, произвели переворот сразу во всех общественных науках: в экономике, социологии, политологии, этике и эстетике.
Книга эта в экспертном сообществе получила название: "Манифест просвещенного каннибализма", а среди простых россиян породила невероятное воодушевление и была раздергана на цитаты, среди которых наиболее популярными были: "Человек человеку, друг, брат и еда!", "Людям – людскую пищу!", а также: "Возлюби вкус ближнего своего!" и "Каннибализм – светлое будущее человечества!". Суть экономической программы общества, основой которого должен стать каннибализм, в том, что человечество, включив само себя в качестве продукта питания, замыкает пищевую цепочку, превращая ее в замкнутый цикл и, тем самым создает вечный двигатель пятого рода, причем реально действующий, в отличие от всех предыдущих. Это выдающееся открытие уже получило название: "закона сохранения каннибализма Глазьева-Кудрина".
После экономистов выступила тройка поборников традиционных семейных ценностей: Милонов, Мизулина и Яровая, которые недавно создали эталонную евразийскую семью, в которой одному мужу полагалось по две жены, что стало промежуточным вариантом между европейским моногамием и азиатским гаремом. Суть их выступления сводилась к тому, что ничто так не укрепляет семейные узы, как совместное поедание человечины, особенно, если дети знают, что за непослушание они могут отправиться в котел, а престарелые родители отлично представляют свою судьбу в случае утраты трудоспособности, так что до конца дней своих несут трудовую вахту и остаются полезными членами общества.
Тут ведущий Соловьев выхватил из костра горящее полено и, ткнув им в тесно сгрудившихся вокруг огня экспертов, издал громогласный вопль: "Гозмана!". "Гозмана! Гозмана!", - закричали вслед за ним эксперты. "Гозмана! Гозмана!", - кровожадно вторила им публика. Из задних рядов приволокли Гозмана, на чьей сутулой фигуре едва держались остатки одежды, которая на фоне шкур и набедренных повязок, в которые были одеты все остальные обитатели пещерной студии, смотрелась странно. Гозман, вытолкнутый к самому костру, попытался обратиться поверх обжигающего пламени непосредственно к публике. "Господа!", - крайне неудачно начал он. – "Давайте вспомним, что мы все-таки люди, и есть себе подобных это…". Договорить ему не дали. "Ррр!", - дружно зарычали на Гозмана эксперты и публика. "Ням-ням!", - с тонкой иронией заметил Соловьев.
В это время из задних рядов выскочило странное существо, и на четвереньках подскочив к Леониду Яковлевичу, попыталось укусить его за ягодицу. "Свое отношение к либеральной ереси весьма красноречиво высказал великий мыслитель и глубокий философ Кургинян", - провозгласил Соловьев и, изловчившись, поймал мыслителя и философа за шкирку и спросил: "Каково ваше мнение по обсуждаемому вопросу?". Изо рта Кургиняна пошла обильная пена. "Гррффрршиисс!", - авторитетно сообщил, извиваясь в руках Соловьева мыслитель, и будучи отпущен, плюнул в сторону Гозмана, не попал, обиделся и убежал на четвереньках восвояси.
В это время к костру вышел либерал-каннибал Станкевич, наряд которого состоял из шкуры неизвестного животного и венка полевых цветов на голове, а также гирлянды кувшинок, обвитых вокруг шеи, наподобие кашне. "Наша партия либерал-каннибалов, естественно поддерживает закон о легализации людоедства, но категорически выступает против диких и бесчеловечных форм поедания себе подобных!", - воскликнул Станкевич. – "Что это за варварство, жарить людей на вертелах, а тем более есть их сырыми!". "Только варить! И во имя гуманизма, варить исключительно на медленном огне! И никаких других вариантов! Таково требование нашей партии, и мы на нем настаиваем!".
Тут ведущий Соловьев широко улыбнулся своей фирменной улыбкой и объявил то, чего все собравшиеся ждали с нетерпением: "А теперь, мы переходим к главному событию нашего "Воскресного вечера". Объявляется перерыв на обед!". "Обед! Обед!", - дружно закричали эксперты и стали потихоньку подталкивать оппозиционера Гозмана и либерал-каннибала Станкевича к костру, на котором к тому времени уже были приготовлены два вертела. Гозман молча шел на костер, укоризненно качая лохматой головой, а Станкевич отчаянно упирался и кричал, что он свой, что он за каннибализм, потом стал требовать, чтобы вертел немедленно заменили на котел, но его уже никто не слушал…
В этот момент экран восстановил свой серо-голубой цвет, костер в студии исчез, на экспертах снова появилась одежда. Но суть происходящего и внутренний мир персонажей фактически не изменились. У меня нет никаких сомнений, что если из Кремля поступит команда декриминализировать людоедство, или вернуть крепостное право, или ввести многоженство с многомужеством, а в придачу дополнить перечень наказаний колесованием и четвертованием, то Конституционный суд во главе с Зорькиным скажет, что все это меры, полностью соответствующие Конституции, хотя и несколько запоздалые, депутаты все единогласно поддержат, а обсуждение в студиях федеральных каналов будет идти примерно по описанному выше сценарию. Возможно перечисленные меры не будут внедрены все сразу, или будут внедряться в иной последовательности. Но вектор на ближайшую перспективу задан именно такой.
! Орфография и стилистика автора сохранены
